Джигарханян: артист – это выразитель истины
- Сегодня очень много приходится читать рассуждений о том, как жилось в СССР – хорошо или плохо. Однозначная, универсальная оценка такого многофакторного вопроса невозможна, поэтому нас интересует лично ваше мнение.
- Вопрос сложный, и ответ на него можно развернуть не на одну страницу. Но я постараюсь обозначить свое видение емко: нельзя быть Иванами, не помнящими родства. Сегодня, говоря об СССР, особо популярными являются темы ГУЛАГа, сопоставления советской России с нацистской Германией. Одни это выпячивают, другие, наоборот, пытаются закрыть глаза.
Интересной представляется проблема, является ли наша современная Россия наследницей СССР. Только судьи кто? Лично я не берусь пропагандировать какие-либо свои взгляды на историю. Хотя, как человек, который жил и занимался своим делом в советский период, – еще при Сталине в 1952 году я пытался поступить в ГИТИС, получал звание Народного артиста в годы перестройки, а в 90-е, когда формировалась современная Россия, учреждал под своим руководством драматический театр в Москве, – может быть, именно я имею больше прав на то, чтобы давать исторические оценки. Но не делаю этого. Потому что, повторюсь, больше всего не люблю Иванов, оторвавшихся от родных корней, не желающих знать родную почву, отказывающихся от того, что сегодня неудобно, но завтра принимающих все, что сулит комфорт в обществе. Такая позиция – это ведь даже не жизненный принцип, который, есть надежда, изменится со временем. Это образ жизни людей, биологические клетки которых устроены таким образом, чтобы, как сегодня модно высказываться, «не напрягаться».
Я сейчас не отхожу от темы, это все к вопросу об отношении к СССР и к вопросу об исторической памяти. Каждый лично должен нести ответственность за то, что случилось в его жизни. Невозможно влиять на жизнь других людей, даже любимых и даже если очень хочется. Думать и отвечать, увы, можно только за себя. Об этом очень хорошо написал Кант.
Но при этом, чтобы образовалась сумма ответственно мыслящих людей, чтобы формировался сильный, прогрессивный народ, необходимо, чтобы каждый отдельный человек покопался в самом себе, сделал выводы, насколько он сам, из-за своих личных ошибок, упущений, дурных привычек, виновен в бедах своей страны, виновен в том, что происходило в СССР. Необходимо воспитывать самоанализ в людях, потому что если этого не делать, то получится, что миллионы праздных людей усердно, изо дня в день, готовят новые глобальные беды.
- Какие возможности были у артиста, творившего в СССР?
- Артист всегда неудачно живет. Потому что человек творческий берет на себя ответственность говорить то, что думает. И это он должен уметь делать грамотно при любом режиме. Не попустительствуя режиму, не унижая истину попыткой сгладить углы, без чего тоже невозможно говорить правду. В противном случае, режим очень быстро лишит артиста возможности ее говорить, и не факт, что отстраненному от трибуны найдется быстрая и достойная замена.
Артист – писатель, художник, актер или публицист – это единственный фиксатор и выразитель истины, который, пользуясь своим профессиональным мастерством, может передать ее достаточно откровенно, чтобы она стала понятной для думающей прослойки, и достаточно тенденциозно и увеселительно, чтобы обыватели не заметили в искусстве артиста скрытых политических и социальных смыслов.
На примере Лермонтова мы видим, что, наверное, лучше было абстрагироваться от упаднических настроений его поколения и творить для потомков, которым нужна не славно-трагическая история жизни Михаила Юрьевича, а его бесценные произведения – вот что есть истинный клад.
- Вы имеете в виду искусство ради искусства?
– Да. Ницше является автором гениального изречения: «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины». Другой же гений – Булгаков – написал, что истина, прежде всего, в том, что «у тебя болит голова». Когда искусство раскрывает страшные стороны жизни, это хотя бы можно осмыслить и принять. Любовь – тоже истина, она прекрасна и мощна, но и она способна убить. Хорошо, что человечество придумало искусство.
Шостакович написал симфонию «Проклятые фашисты». Название пугает своей отрицательной коннотацией. Но ведь на деле это вовсе не попытка растоптать идеологию фашизма. На деле – это великолепная музыка, вдохновляющая тысячи людей на созидательные поступки. Слушая симфонию Шостаковича, я понимаю, что к фашистам она не имеет никакого отношения. Здесь и реализуется парадокс воистину высокого искусства: как не назови живописное полотно или менуэт, если создатель был велик, то и энергетический заряд творения будет мощным.
Когда я слушаю Моцарта, мне всегда становится по-детски тепло и дух наполняется умиротворением, потому что я вспоминаю свою маму. Хотя Моцарт ничего не написал про мою маму. Но она очень любила его музыку и слушала ее, когда я был маленьким мальчиком. Так до сих пор реализуется память детского впечатления, о которой так много писал Марсель Пруст.
На мой взгляд, если талант исходит от бога, художник найдет способ созидать в любых условиях.
- А как же идеологические рамки? Железный занавес?
- Допустим. Но это же можно назвать «сужением тематики и возможностью творить в многонациональном коллективе евразийского региона». Это ведь с какой стороны посмотреть. В СССР суточные у актеров были маленькими – 2 рубля 80 копеек. Но и сейчас они такие же смешные. Раньше нам за каждый спектакль только обещали премии, но и сегодня ничего не изменилось. Отправной точкой понимания ценностей политического режима должен быть простой человек.
Оглядывая всю историю человеческой цивилизации с этой позиции, понимаешь, что при любом режиме блага берешь ты сам. Ты своими руками конструируешь тот мир, в котором ты хочешь жить. Если в твоем мире холодно, сыро и одиноко, то виноват не режим, а ты сам.
- Этой истине нас учат еще в детстве. Но в современном обществе, согласитесь, все равно не прослеживается ее понимание.
- Страшно, что понимания нет у тех людей, кто уже прочитал и Ницше, и Канта, и Гессе, и даже Библию. Потому что после этих книг единственный источник, который может обучить пониманию этой истины, – сама жизнь, но в этом случае, чаще всего, осознание приходит слишком поздно. Позиция, при которой человек ищет, кто же виноват в его неудачах, не просто неприятная для окружающих, она опасная и деструктивная в отношении того, кто ее придерживается.
- Но ведь человек живет не изолированно, поэтому не всегда его будущее зависит исключительно от его решений.
- Такие ситуации возможны, и это самое страшное – отвечать и расплачиваться за то, что свершилось против твоей воли. На протяжении всех мною прожитых лет я боялся и до сих пор боюсь тюрьмы. Но не того, что меня посадят, и не физического унижения. Страшно, если кто-то будет указывать, куда надо идти и что делать, не позволяя мне подумать самому, исключая возможность предлагать и действовать самостоятельно. А ведь я сам, может быть, сделаю лучше? Но здесь не надо «мое лучше», здесь надо так, как положено.
Впрочем, признаюсь, что за мои 75 лет иногда мне подсказывали и разумные вещи – но это, скорее, исключение.
- Произошли ли серьезные изменения в процессе кинотворчества сегодня сравнительно с советским периодом?
- Для артиста, создающего искусство ради искусства, серьезных изменений не произошло. Играй я Красную Шапочку, Медведя или штабс-капитана Овечкина, все равно я играю Короля Лира или Гамлета, т.е. тот образ, который именно для меня видится проблемным, значимым.
- Однако в вашей фильмографии есть несколько картин, сюжет которых строится на каких-то курьезах или характеристиках советского режима. Например, фильм «На Дерибассовской хорошая погода, или на Брайтон-Бич опять идут дожди».
- В этой картине весь советский период дробится на отрезки времени, связанные с руководством страной того или иного генсека. Конечно, можно проводить параллели с произведением Маркеса «Сто лет одиночества» и говорить о закольцованности времени, о том, что все повторяется, а у человечества нет созидательной энергии для того, чтобы превратить временное кольцо в спираль –модель уже эволюционную. Но в этом фильме нет такой грандиозной идеи. А, скорее, наблюдается ситуация, которая связана со встречей двух влюбленных и развитием их частных отношений на фоне сменяющейся политической картины мира.
Более того, фильм о еще более приземленном: о том, как жаждущий простого человеческого счастья человек, при любом руководстве страны, сумеет найти в магазине именно ту колбасу, которую он предпочитает. Я убежден, что человек гибче, чем мы привыкли думать.
- Можно ли говорить, что в фильме «Сделано в СССР» рассказывается о некой модели вертикали власти со всеми репрессивными элементами и культом личности?
- В этом фильме раскрывается хорошая правда о том, что человеку свойственно превращаться в машину. Особенно, если он чувствует безнаказанность и отсутствие оппозиции.
- Есть ли какие-то роли в кино, от которых бы вы сейчас хотели отказаться?
- Искусство – это как половой акт. И неважно, как я донесу идею до зрителя – снизу, сверху, стоя или сидя. Важно, чтобы я был заразителен в тот самый момент, когда я доношу свою идею до зрителя. А значение сыгранной роли для меня можно оценить лишь с годами.
Я к работе отношусь достаточно серьезно, чтобы выполнять ее качественно, и в меру легкомысленно, чтобы о ней не жалеть. Сожаления могут быть достойны совсем иные категории, например, неспособность знать наверняка, является ли правильным то или иное наше действие, направленное на других людей, та или иная встреча, развязывание отношений. Это те сферы, которыми человек не может управлять. И природа однозначно показывает, что она сильнее человека, и человек – лишь ее частность.
- Остались ли у вас друзья в бывших республиках СССР?
- В советское время у меня в Литве жил друг, сын секретаря ЦК компартии Литвы, который не раз приглашал меня к себе погостить. В первый раз я согласился нехотя, но он угощал меня такими домашними штуками, и так хорошо принял меня… В общем, потом каждый год я приезжал отдыхать на литовские курорты, перезнакомился с другими не менее интересными людьми, и уже на второй-третий год, приезжая в Литву, мне приходилось выкраивать время, чтобы успевать навестить всех своих друзей и приятелей.
Также у меня есть хорошие друзья, тоже не из профессионального круга, в Грузии и Казахстане. В плане поддержания отношений у меня нет временной – СССР или Россия – и национальной проблемы. Если конкретная личность мне интересна, я найду возможность общаться.
- Кем вы себя ощущаете – русским или армянином?
- Я себя ощущаю хорошим животным. Иногда у меня, правда, наполняется что-то внутри гордостью, если узнаю о достижениях армян, или мгновенной яростью, если доходит известие о том, что где-то армянина, скажем, избили. Часто ловлю себя на мысли, что думаю я по-русски. Наверное, это связано с профессией, ведь и в театре, и в кино я работаю в русскоговорящей среде. А вот матом ругаюсь почему-то по-армянски…
Наталия Иванова, для АМИ «Новости-Армения» -0-
