"Миротворческий оптимизм" бывает убийственным

Участие России в миротворческих операциях на постсоветском пространстве смогло уже остановить и «заморозить» несколько межэтнических конфликтов. Российские операции в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье, Таджикистане по степени своей эффективности как минимум не уступали операциям западных государств в Югославии, Дарфуре, Руанде, Сомали. По крайней мере, ни в Абхазии, ни в Приднестровье не случилось своей «Сребреницы» или «мартовского погрома».

Но есть еще такая проблема, как Нагорный Карабах. И вот 31 мая Баку на заседании Совета министров обороны СНГ министр обороны России Сергей Иванов выступил с серьезным политическим заявлением: «Что касается Нагорного Карабаха, то я не исключаю, что в обозримом будущем там могут появиться миротворческие силы для гарантирования выполнения всех политических договоренностей, которые рано или поздно будут достигнуты».

Итак, Россия заявляет о своей готовности принять бремя миротворчества в зоне армяно-азербайджанского противоборства. Но здесь надо многое пояснять.

Нагорный Карабах является на сегодня единственной "горячей точкой" Южного Кавказа, где миротворческие операции (российские или под эгидой международных структур) до сих пор не проводились. Режим "прекращения огня" держится на джентльменском соглашении конфликтующих сторон. Поддержанию такого режима содействует и занятие силами обороны непризнанной НКР (при поддержке Армении) семи районов за пределами собственно карабахской территории. Для Азербайджана — это "оккупированные территории". Для НКР (и Армении) — "пояс безопасности", снять который ни один политик в Степанакерте не готов. Поэтому слова Иванова о "достижении политических договоренностей" означают, что министр говорит о какой-то весьма отдаленной перспективе.

Но говорить о ней нужно. Потому что есть предложения международных структур по разблокированию конфликта, далекие от адекватности. В частности - инициативы главы ОБСЕ и ведущих европейских политиков, озвученных в первые месяцы 2006 года.

Чего стоят, например, предложения, по возвращению беженцев в места их прежнего компактного проживания. Такие идеи применительно к Нагорному Карабаху выдвигаются с завидным постоянством.  Между тем трагический опыт Косово и Сербской Краины уже продемонстрировал, что отождествление снятия гуманитарных последствий конфликта с его урегулированием приводит к новым волнам беженцев и этническим чисткам.

Россия это хорошо понимает, и поэтому эффективное российское миротворчество могло бы стать определенным этапом в урегулировании карабахской проблемы. Другой вопрос — каким должен быть формат этого миротворчества? Есть ли острая необходимость в размещении российских "голубых касок" в зоне конфликта? Учитывая все реальности именно армяно-азербайджанского противостояния, ответы на эти вопросы не очевидны.

Главная пока что проблема урегулирования - это поиск доверия между конфликтующими сторонами. Все остальное, включая и размещение миротворцев — задачи второго плана. Почему Степанакерт (столица непризнанной НКР), превращенный в 1991- начале 1992 гг. в "Сталинград", заново отстроен, а населенная до конфликта преимущественно азербайджанцами Шуша нет? Потому, что Шуша — тактически господствующая над Степанакертом высота, и армяне опасаются "мирного урегулирования" в виде возвращающихся "шушалары" — шушинских азербайджанцев, числом полмиллиона.

Считать же, подобно главе ОБСЕ Карелу де Гухту, что за демилитаризацией "оккупированных территорий" и введением туда миротворческих контингентов не последует массовое "возвращение" беженцев, мечтающих свести счеты с армянскими "оккупантами", нет никаких оснований. Если же миротворцы начнут сдерживать этот процесс (а россияне, в отличие от голландцев в Сребренице, это сделают), тогда станет реальностью российско-азербайджанский конфликт.

Поэтому появление россиян в качестве миротворцев в зоне армяно-азербайджанского конфликта возможно только при согласии обеих конфликтующих сторон на нашу арбитражную роль. При этом под второй стороной было бы правильнее понимать не Армению, а непризнанную НКР. Главное же здесь - достижение минимального доверия (хотя бы на уровне элиты) между сторонами конфликта. Чтобы рано или поздно добиться этого, российской дипломатии нужна самая малость — не следовать в хвосте у профессиональных миротворцев из ОБСЕ и не соревноваться с ними в псевдодемократической риторике, не проявлять "миротворческий прогрессизм и оптимизм".

Сергей Маркедонов, зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа – "РИА Новости". --0--